**« Позднее пробуждение свекрови »**
« Когда никого не осталось, моя свекровь вспомнила о нас. Но слишком поздно»
Уже больше десяти лет я с Владимиром. Женился на нём в двадцать пять. Он не единственный сын: у него есть два старших брата, обоих давно устроенных карьеры, дома, семьи. Идеальная картина, как говорят. Их мать, Галина Соколова, женщина с характером, не из тех, кто прячется за чужими спинами. Она одна подняла троих сыновей, ни разу не согнувшись.
С первых же дней помолвки я почувствовал её неприязнь ко мне. Ничего открытого, но всё читалось в её молчании за столом, в косых взглядах, в «забытых» приглашениях. Я делал вид, что не замечаю. Может, я не оправдал её ожиданий? Может, она не хотела отпускать младшего?
Ведь Владимир был её опорой. После отъезда старших он остался помогать: продукты, больницы, документы. А потом появился я. И её жизнь перевернулась.
Я пытался завоевать её сердце. Готовил борщи, звал на праздники, выбирал подарки. Даже пробовал называть её «мамой», но слово застревало в горле. Она оставалась холодной, и я чувствовал себя чужим в этой семье.
Когда родился наш сын, Артём, Галина стала чаще навещать. Но ненадолго: как только старшие подарили ей других внуков, наш ребёнок стал невидимкой. Новый год она проводила у них, звонила каждую неделю, а мы оказались на обочине. Хуже всего? Она «забывала» мой день рождения, если только Владимир не напоминал. Ни звонка, ни открытки. Я страдал, но смирился: не всем везёт иметь двух матерей.
Годы пролетели. Жили скромно, но достойно. Родилась дочь Алиса. Владимир работал, я занимался детьми. Свекровь оставалась где-то на краю нашей жизни та же дистанция, редкие визиты. Мы не настаивали.
В прошлом году умер её муж. Удар сломал её. Врачи, таблетки, диагноз «старческая депрессия». Старшие сыновья приехали один раз, оставили продукты и пропали. Мы же навещали её в московской квартире нечасто, но больше, чем они.
А потом, в середине декабря, она позвала нас на Новый год. «Вы мне нужны», прошептала она. Я согласился, несмотря ни на что. Бросить слабого не по-нашему.
Я нарезал оливье, ставил на стол торт, а она вздыхала на диване. «Алексей и Дмитрий приедут?» спросил я. Она пожала плечами: «А зачем?»
Близился полночь. Вдруг она поднялась: «Садитесь. У меня предложение.» Голос дрожал. «Я просила других невесток взять меня к себе. Они отказались. Так что переезжайте сюда. Взамен оставлю вам квартиру.»
Как гром среди ясного неба. Столько лет равнодушия И теперь, потому что другие отвернулись, она вспомнила обо мне? Будто трёшка в Москве может стереть двадцать лет холода?
Владимир пообещал подумать. В машине я не выдержал. Без крика, но сдавленным голосом:
«Послушай, я не святой. Не буду жить с той, кто двадцать лет делал вид, что меня нет. Кто ни разу не пришёл на школьный концерт внуков. Эта внезапная «любовь» Она просто боится умирать в одиночестве. Но почему мы должны платить своей жизнью за то, что она нам недодала?»
«Это же мать» пробормотал он.
«Мать это тот, кто поддерживает. Кто не делит детей на любимых и нелюбимых. Она вычеркнула нас из своей жизни. Пусть теперь зовёт тех, кто ей дороже.»
Он замолчал. Я видел, как ему больно. Но он понял.
Мы больше не приезжали на Тверскую. Только редкие холодные звонки. Она упрекает нас в чёрствости. А я думаю: на что она вообще рассчитывает? Что квадратные метры купят её прощение?
Нет. Достоинство не продаётся. Если ты никому не нужен в светлые дни, не становись щитом против темноты.
Это не месть. Просто горький урок выбирать тех, кто выбирает тебя.
